Ерошенко Игнат Иванович

Родился в 1899, участник гражданской войны. принимал участие в коллективизации сельского хозяйства в районе. Первый председатель колхоза "Красный партизан". Во время Великой Отечественной войны по заданию партии находился на подпольной работе. В 1941 схвачен фашистами и замучен в д.Уречча Славгородского р-на. За мужество и героизм, проявленный в годы гражданской войны, награжден орденом Красного Знамени.

Он ходил по лезвию бритвы.
Из воспоминаний Лидии Игнатовны Батуриной (Ерошенко).

Я не помню своего деда по отцовской линии, но хорошо знаю, что у Ивана Федотовича Ерошенко было семеро детей: 5 сыновей и 2 дочки. Жили они очень бедно. Беднее их не было никого, наверное, во всех Великих Васькавичах. Поэтому, когда сыны, кроме маленького Трофима, один за одним ушли на 1-ю мировою войну бороться за царя и Отчизну, Иван Федотович, печально вздыхал: легче будет прокормить остальных. Воевали братья все неплохо, но больше других отметился мой мой отец - Игнат Иванович: от царя он получил Георгиевский крест (который потом прятал), а от советской власти - орден. О царской награде стало известно только после того, как отец погиб, а о советской все знали хорошо. По словам учителя Васкавецкой СШ Ефима Михайловича Гуцина, Игнат Иванович в довоенное время был единственным в районе кавалером одена Красного Знамени. Потом выяснилось, что был на Славгородщине еще один такай кавалер, также с военных. Да и не так важно - один или не один. Важнее то, что наличие у отца высокой награды, видно, удерживало местных руководителей от быстрой расправы с ним и таким образом оттягивало на некоторое время его смерть. Как говорил мне П.И. Старовойтов, Игнат Иванович много лет ходил по лезвию бритвы. Павет Ивкович знал его еще по гражданской войне. Потом вместе возглавляли соседние колхозы, вместе ходили в Славгород на общерайонные партийные собрания, на которыох почти всегда Ерошенко "распекали". Принял в колхоз "твердого хозяина" - потакает вражим элементам", отказал такому "элементу" - срывает стопроцетную коллективизацию"; посеял в колхозе бульбу - опять гвалт: почему не лен? и т.п.

Тяжело верить во все это? В самом деле. Сомнения одолевали и родственников, покуда не привелось одному из них попасть в Партийный архив при ЦК КП(б)Б в Минске, после чего мы удивлялись: как этот человек уцелел аж до 1941г., "...Колхозники вместо бульбы сеяли на приусадебных участках зерновые, тем самым срывали план севбы картофеля" [с постановления бюро РК КП(б)Б от 5.05.1934]. Через полгода в постановлении Президиума РВК и бюро РК КП(б)Б от 30.10.1934г. после перечня совсем бездоказательных недостатков идут уже больше угрожающие слова: "Если он к 3.11.1934г. не обеспечит 100%-ного выполнения поставок картофеля... бедет исключен из партии и отдан под суд".

Но, видать, поняв всю глупость принятого решения, райкомовцы спукают его на тормозах. А Ерошенко "перебрасывают" с колхоза "Борец" не Васильковский сельсовет. Теперь под руководством Игната Ивановича не один, а 6 колхозов. Значит, будет больше поводов, чтобы быстрее расправиться с ним. 2 августа 1936 г. постановлением Славгородского РК КП(б)Б и президиума РВК пять председателей сельсаветов з 14, в том числе и Ерошенко, предупреждаются, что "если они в ближайшие два дня не развернут работу по более быстрому поступлению хлеба госудаству с перевых намолотов, они будет привлечены к суворой ответственности". И эта угроза не заставила себя долго ждать. 12 декабря 1937 г. (меньше чем через полгода) РК КП(б)Б снимает Ерошенко с должности председателя сельсовета. Но и на этот раз отца не отдают под суд и даже с партии не исключают. Больше того, рискованному председателю предлагают место заведующег районного отдела социального обеспечения. На этой должности и настигла его война.

Почему же так случилось, что человеку угрожали всяческими карами, а вместо того, чтобы приблизить его к тюремной решетке, продвигали вверх по служебной лестнице? Ответ на эти вопросы находится в тех же протоколах Славгородского РК КП(б)Б, Они позволяют сделать вывод, что уже в начале своей деятельности бывший фронтовик не слишком склонял голову перед районными чиновниками да еще иной раз и поучал их в вопросах крестьянских дел. А это ж не всем нравилось. Вот, например, о чем он говорил на заседании бюро, на котором шла речь об организационном укреплении колхозов: "Несмотря на то, что парторганизация удвоилась, воспитательной работы проводим мало, вместо этого наблюдается бюрократизм, бумажная писанина и гастролерства отдельных работников. Обеспечение колхозов очень плохое". Это сказано им 23 декабря 1931г.

Решительное неприятие им чиновьечей показухи проявлялось всегда. Один из примеров - отчетно-выборное районное партсобрание, которое состоялось 20-22 мая 1938 г. Райком предлагает кандидатуры в состав новых партийных органов. А у Ерошенко о каждом из кандидатов свое, совсем противоположное мнение. В состав бюро РК предлагается Степанов, а отец утверждает, что этого человека вообще в партии держать нельзя. Обсуждается кандидатура Едзиновича, и к нему у принципиально партийца есть замечания: плохо работал в прошлом составе... А Едзинович, между прочим, - главный энкавэдист района. Да что Ерошенко - энкавэдист. Она по самому председателю райисполкома, как говорится, прошелся с наждаком. Игнату Ивановичу много кто хлопал в ладони в зале и все морщились от его выступлений в президиуме.

Одним словом, было у него немало сторонников, были и недруги. Они и сделали то, к чему вела несгибаемого большевика сталинская система, в которую он никак не вписывался. Когда загремела война, моего отца бросили в районе для организации подпольной борьбы, хотя делать этого было нельзя. Дело в том, что в гражданскую войну разрывная пуля попала Ерошенко в лицо и сделала его очень приметным по внешнему виду. Поэтому в районе он был больше известен не по фамилии, по а по кличке - Криворотый. Таким он был один в районе, что и погубило его. Когда пришли окупанты, мать одного отпетого колгохозного преступника навела на него немцев.

Но и перед врагом Игнат Иванович не стал на колени. Вот как описала газета "Во славу Родины" в номере от 6 ноября 1973 г. его смерть:

"Вывели Игната на край села, дали в руки лопату. "Копай себе могилу, - говорят, а сами сели рядом, в глаза смеются: - Страшно себя-то хоронить?.."
Игнат всё любил делать добротно, по-мужицки. Поплевал на руки, как бывало в добрые времена, и с силой вонзил лопату в податливый грунт.
Копал не спеша. Копал даже с каким-то остервенением.
— Гут!.. Карашо!.. — посмеивались фашисты.
А Игнат только взглядом косил. Презрительно. С вызовом. Когда яма была вырыта почти в рост, он, наконец, улучил момент, которого долго ждал. Гитлеровцы уже считали пленника мертвецом. Пусть пока еще живым, но мертвецом. А «мертвец» вдруг кошкой прыгнул на них, схватив винтовку, на которую долго нацеливался. Но слишком много фашистов было. Всех не одолеешь.
Как в бессильной злобе измывались фашисты над сельским коммунистом. Кололи штыками, резали, пинали.."

В подобных случаях, с целью устрашения населения, немцы запрещали захоронение. Так они поступили и с моим отцом. Только после освобождения мы собрали его останки и похоронили на васьковицких могилках. Немало выдержала издевательств и страданий за время окупации и наша матуля с нами, малыми детьми, которых у нее было пятеро. Мне, старшей, 13 лет, а самой малой не было и года. То, что мы пережили, и вспоминать страшно.